Петербург – мистический и отчасти жутковатый город не потому, что здесь время от времени происходит расчленёнка и прочие ужасы. Настоящий кошмар всегда тих и неприметен.
Рядом с пышными парадными фасадами Петербурга и его окрестностей часто прячутся места, где реальность обнажает перед внимательным наблюдателем свою истинную, неприглядную суть.
Для большинства людей в них нет ничего особенного или, тем более, страшного, но тем, кто не разучился думать и чувствовать, они о многом говорят.
Сегодня я расскажу про три таких места: дом Челищева на Вознесенском проспекте, парк «Патриот» в Кронштадте, и Александровский сад рядом с Исаакиевским собором.
Про дом Челищева необязательно хоть что-то знать. Ни что он был построен в 1868 году, ни что когда-то его занимало Императорское Палестинское православное общество, а после революции – Трест столовых Октябрьского района. Памятник гоголевскому «Носу» на фасаде тоже не при чём.
Когда-то двор этого здания перекрывала стеклянная крыша, он был богато украшен лепниной, там стояли изразцовые печи со львами – типичный доходный дом в самом центре города, мимо которого каждый день проходят потоки туристов и проезжают высокие чины с мигалками.
И сейчас этот прекрасный дом мёртв. Мёртв как те три некогда великие страны, свидетелями гибели которых стали его руины.
Этот дом был построен на закате Российской Империи и кажется творением куда более развитой цивилизации, чем те, что пришли ей на смену – с советскими хрущёвками и «человейниками» современных спальных районов.
Во многих смыслах так и есть, и абсолютно иррациональная тоска некоторых наших соотечественников по утраченной Империи – во многом именно отсюда.
Глядя на такие здания легко фантазировать про золотой век России и представлять себя дворянином в золотых эполетах, хотя большинство современников этого здания были полунищими крестьянами.
Пришедшая на смену Империи советская власть обитала в этом доме, как опарыши в трупе дохлой лошади – как умела.
Устраивала коммуналки, красила половой коричневой краской лепнину и изразцы, постепенно заменяла каменные плиты ублюдским кафелем, паркет – линолеумом, и дом ветшал.
Новая, «встающая с колен» Россия, не потянула и этого. Огромное здание в центре города было признано аварийным и оказалось никому не нужным даже за символическую плату: использовать невозможно, ремонтировать безумно дорого, а сносить запрещено.
«По делам их узнаете их» – сказано в Евангелии от Матфея. И вот теперь мы возвращаемся из прошлого в настоящее, чтобы узнать, что произошло с этим домом в наши дни.
Может быть, его отремонтировали за счёт государства, потратив на это малую толику от триллионов лившихся в страну шальных нефтедолларов?
Или снизили законодательные ограничения, чтобы сделать возможным ремонт и использование здания, пусть и ценой потери его исторического облика?
Или хотя бы законсервировали и организовали охрану, чтобы сберечь то немногое, что ещё можно сохранить, до лучших времён?
Или отчаялись и снесли, чтобы построить на его месте хоть что-то новое и полезное?
Или, в конце концов, смирились с отсутствием средств на восстановление дома и бросили его с выбитыми окнами и разрушающимся фасадом?
Нет. Его заколотили, а фасады закрыли красивыми банерами во всю стену с аккуратными нарисованными окнами. У папы Карло был нарисованный камин, у Петербурга – есть нарисованный дом.
Издали он выглядит красиво и нарядно. Вблизи из-за заколоченных ворот даже в самый солнечный день тянет замогильным холодом и сыростью, а внутри, в тёмных осыпающихся переходах, копошатся лишь крысы, бомжи и наркоманы.
И всё это – буквальное отражение того, что происходит сейчас со всей страной. Спущенные в никуда и разворованные деньги, полная управленческая импотенция властей всех уровней, превратившееся в руины наследие предыдущих поколений, перекладывание проблем на поколения будущие – и нарисованная картинка снаружи, в которую может поверить лишь глупец или тот, кто очень этого хочет.
Эта страна мертва точно так же, как и этот дом. Ткань на её нарисованном пропагандистами фасаде выцветает, рвётся в лохмотья, и то, что очень скоро покажется из-под неё, вряд ли кому-то понравится.
В лучшем случае на её руинах можно будет построить что-то пригодное для жизни, в худшем – они станут местом обитания крайне малоприятных тварей.
Про два других места я расскажу чуть короче, потому что они лишь добавляют к общей картине несколько красок и отчасти объясняют, как мы пришли к текущему положению вещей.
Начну с парка. Само его название – «Патриот» – уже о многом говорит. Патриотизм – это осознанная любовь к своей Родине, народу и его традициям.
От парка ожидаешь, что, во-первых, это будет именно парк: ну, вы знаете, такое место с деревьями и скамеечками. И, во-вторых, раз этот парк называется «Патриот», в нём будет нечто напоминающее о тех чертах Родины, за которые мы её любим.
Но нет, оказалось, что парк – это просто пирс, рядом с которым пришвартовано несколько третьесортных военных посудин, пара батискафов, а на самом пирсе установлены несколько макетов торпед, мин и корабельных ракет.
Мало того, вход в этот «парк» – платный. Сначала всё это обескураживает. Гордиться торпедами и минами? Горячо любить старенькие, ещё в СССР построенные корабли, которые выглядят скорее убогими, чем грозными? Да ещё и платить за это деньги?!
А потом понимаешь: да, всё верно. Хочешь быть в глазах государства патриотом, а не иноагентом и нацпредателем – люби то немногое, в чём состоит «величие» современной России – то есть старое советское оружие, доставшееся ей по наследству. Люби и плати за это – своими деньгами, временем, самоуважением, свободой, жизнями и будущим детей.
Казалось бы, где взять дураков, которые на такое купятся?! Но вот же они, идут толпами, ведут с собой детей, несут деньги. Конформность, готовность соответствовать навязанным извне штампам, оказывается хуже идиотизма.
А для тех, кто на такой «патриотизм» в силу избытка IQ не способен, у меня есть последний на сегодня рассказ – про Александровский сад.
Когда-то на месте Александровского сада находился Адмиралтейский бульвар. Именно этот бульвар упоминал Пушкин в «Евгении Онегине»:
Покамест в утреннем уборе,
Надев широкий боливар
Онегин едет на бульвар
И там гуляет на просторе,
Пока недремлющий брегет
Не прозвонит ему обед.
Как пишут историки, «доступ на бульвар был упорядочен и благоустроен: у входа были установлены вертушки-турникеты, рядом с которыми стояли трое часовых, а территория была огорожена деревянными перилами». Внутри ограды гуляли господа, снаружи – народ.
До или после восстания Декабристов, проходившего совсем рядом, на Сенатской площади, на бульваре появился такой важный элемент благоустройства, как ограда, я не знаю – его обустройство происходило с 1819 до 1833 года.
В любом случае, забор – это очень в духе царствовавшего тогда Николая I, который стал нравственным эталоном для современной российской власти. Именно Николай I ввел цензуру, основал тайную полицию и был фанатичным противником любых проявлений либерализма.
В 1874 году, к 200-летию Петра I, бульвар превратили в Александровский сад. На этот раз сад оградили решёткой, изготовленной по проекту инженера Жоффрио.
На церемонию торжественного открытия давали пригласительные билеты, по которым представители высшего общества проходили в сад, а петербургские обыватели наблюдали за происходящим с другой стороны решётки.
Империя вместе с её делением людей на господ и быдло рухнула спустя 43 года, а вот забор простоял почти 100 лет, аж до 1970 года, пока не его не заменили на декоративный парапет из розового гранита. Потом была перестройка, гласность, и – новая Россия.
Вроде бы у нас больше нет ни самодержавия, ни дворян, ни инженера Жоффрио, но заборы снова вернулись. По любому поводу – митинг, парад, праздник, выпускной, велопробег – вокруг сада непременно возводятся лабиринты из убогих временных ограждений, непонятно кого и от чего ограждающих.
Для меня это очень показательно и по сути, и по форме. Все мы делаем то, что можем: инженеры проектируют механизмы, художники пишут картины, врачи лечат, учителя учат, а вертухаи всегда и везде строят концлагерь.
Криво, косо, из говна и палок – как могут, чисто инстинктивно. Пытаются остановить, запретить, разделить, оградить – абсолютно всё и во всех сферах жизни общества, куда они только могут дотянуться.
Российская империя была страной военной аристократии, СССР задумывался как страна трудящихся, а современная Российская Федерация стала страной охранников.
Собственно, так мы и живём: кто-то купился на нарисованные фасады и живёт в мире иллюзий, кто-то (за свой счёт) давится милитаризмом в патриотичной обёртке, а для остальных есть заборы – как ментальные, так и абсолютно реальные, выстроенные законами и охраняемые ордами силовиков.
Петербург – это зеркало, в котором всё это отражается и становится особенно явным, ощутимым физически. Этот город настолько неразрывно связан с историей и судьбой России, что иногда достаточно просто выйти на его улицы, чтобы понять и, главное, почувствовать больше, чем о происходящем в стране может рассказать сотня профессиональных аналитиков и политологов.
В этом его проклятие, прелесть и, одновременно, надежда. Этот город уже пережил две страны и вот-вот переживёт третью. А это значит, что мы – его часть – тоже её переживём, как бы трудно нам не пришлось..
P.S. Друзья, не забудьте, пожалуйста, подписаться на мой YouTube-канал, если вы разделяете мои мысли и идеи. Ну и про Телеграм не забывайте! Поддержать блог можно здесь.
Комментариев: 0