Цой жив

На днях мы с женой (по её настоянию, разумеется) сходили на выставку «Виктор Цой. Легенда» в Севкабель Порту. Подробно о самой выставке рассказывать не буду, скажу лишь только, что мне она понравилось, но самое сильное впечатление на меня произвели три мелкие детали.

Не картины Цоя, не инсталляции, не оригинальные документы той эпохи, не воссозданные сценические костюмы Виктора, а три таблички на стенах. Они не про Цоя, они про нас: это приметы нашего времени.

Представьте себе

«Представьте себе мир, в котором нет хоть сколько-нибудь свободных средств массовой информации, а почти всё, что люди знают о происходящем в этом мире, рассказано им четырьмя телеканалами и радиоприемником с тремя кнопками. Любая поездка в другую страну — неизмеримо сложная задача сродни квесту, а вещи, сделанные за рубежом, даже самые простые, вроде часов, спортивной обуви или брюк, — почитаются как сокровища. Вы не можете владеть практически ничем, кроме мебели, одежды, посуды и книг, а личный автомобиль — нередко недосягаемый предел мечтаний. В этом мире, который назывался «Советский Союз», родился наш герой..»

Первый же плакат на входе заставил меня почувствовать себя то ли инопланетянином, то ли живым ископаемым, ведь мне не нужно ничего представлять, потому что я родился и вырос в СССР. Это и есть та самая граница между поколениями, выраженная не сухими цифрами года рождения, а принципиально отличным жизненным опытом.

При этом ситуация сейчас примерно такая же, как и сорок лет назад, разве что с джинсами и жвачкой проблем нет, а война идёт в другом месте.

Иноагент

И это – клеймо иноагента на фото Гребенщикова – с одной стороны примета нынешнего времени, а с другой – что-то как раз оттуда, из замшелого совка. Уверен, что если бы Цой сейчас был жив, то тоже был бы иноагентом. Ему (и нам тоже) повезло застать 20 самых свободных лет за всю историю России.

Мы ждём перемен

«Когда Виктор поет «Мы ждем перемен!», он не имеет в виду перемены в политическом смысле – просто, когда душно, нужно выйти» – ага, разумеется, это просто песенка школьников, уставших от арифметики, а «Группа крови» – гимн доноров.

Даже не важно, что хотел написать Цой, важно то, что получилось. Когда в 2020 году в Беларуси милиция останавливала машины, из которых звучала эта песня, все прекрасно понимали, каких перемен требуют сердца.

Музыка Цоя остаётся живой спустя десятилетия ровно потому, что она похожа на цветы, упрямо пробивающиеся к солнцу сквозь серые бетонные плиты – те самые, в которые мы опять упёрлись лбом, и это, с одной стороны, внушает надежду, а с другой – чертовски грустно.

В общем, Цой жив, а мы всё продолбали. Снова.